Жил да был Белый Свитер
Белому Свитеру было два года. В год своего рождения он был куплен в универмаге, на третьем этаже, в отделе женской одежды. Куплен не один, а вместе с единовязанным братом-близнецом — Чёрным Свитером. Но на гастроли актриса взяла именно его, а не брата. Он казался ей наряднее, что ли. Хотя они оба были связаны непритязательной машинной резинкой, но он был чуточку поплотнее и воротник у него был короче. И водолазка-не водолазка, и гольф-не гольф, а вот поди ж ты — именно его захотела взять и взяла в эту поездку в Минск актриса. Из упрямства, вопреки рацио, логике и практичности, предпочла единственный маркий свитер из всего своего гардероба. Взяла и увезла на себе. А Чёрный собрат остался дома.
…..
Его гладили, в его рукава засовывали руки погреться: левую в правый, правую — в левый. Засовывали, словно обнимали себя — и его! — сведя руки на груди. Он любил эти моменты, когда актрисе было зябко в комнате общежития, где разместили их театр. Эгоист, чего уж тут! Но он ведь согревал Человека и гордился этим. Гордился и любил этого своего Человека. Пушистился и пытался растопорщиться всеми своими коротенькими ворсинками-паутинками непритязательной машинной вязки. И от этого становился теплее. Актриса тоже любила свой Белый Свитер. А иначе зачем бы она взяла его с собой , на себе, в столицу?..
А ещё актриса любила актёра, который об этом не знал. Потому что она была хорошая актриса и умела прятать свои чувства. Прятать глубоко под Белый Свитер, в самом сердце. Конечно же, Белый Свитер знал это. И ревновал своего Человека к чужому.
Однажды актриса завтракала в своей комнате яблочным йогуртом и чёрным кофе. Дверь она не закрыла, и ей было хорошо слышно, как актёр в соседней комнате сказал кому-то, что некоторым можно и вовсе не завтракать, и что это только пойдёт на пользу их фигуре. Актриса поняла, что эти слова звучат сейчас именно для неё. Глупые беспардонные слова глупого любимого актёра. Свитер напрягся всеми своими шерстинками, потом сжался —/ в такт дыханию своего Человека — и чёрный горячий кофе плеснулся из чашки на грудь им обоим. Горячие тёмные капли аккурат напротив сердца — тайна крови, выплеснувшаяся наружу. И в тот же миг остывшая, замершая до первой хорошей стирки. Белый Свитер сопротивлялся. Он не хотел. чтобы пятно отстиралось слишком быстро. Его Человек должен был надолго запомнить те слова. Так он считал. И был прав, конечно. И не только потому, что банально ревновал, а потому, что такие слова надо помнить…
Чёрный Свитер встретил ихдома без злорадства: он был чуточку полегче белого и воротником повыше. И вообще, он был более самодостаточный и ни к кому не привязан. Его иногда одалживали засидевшейся подруге, чтобы та не замёрзла по дороге домой, а он и не возражал — любил ветер и перемены.
Это его и истрепало раньше Белого.
Уже много позже актриса отдала его, слегка заштопанного напротив сердца, своему другу для домашней носки. Всё-таки она его любила, этот Чёрный Свитер, и потому позволила дожить остатки дней на любимой груди, любимых руках, любимых плечах своего самого любимого мужчины, мягко и уютно согревая его в знобкий доотопительный сезон.
На днях Белому Свитеру исполнилось двадцать четыре года. Его любили и берегли, и в силу возраста, ценили. Растянутый, уютный и домашний, он уже вовсе перестал пушиститься, а на груди его проступали меленькие дырочки износа и истрёпа. Но его носил его любимый Человек, и он продолжал жить!
Однажды актриса завтракала в спальне своей новой квартиры клубничным йогуртом и чёрным кофе. Их принёс ей в постель её любимый мужчина, её муж. Белый Свитер не ревновал своего Человека к этому мужчине. Свитер принял его как часть души своего Человека и даже немного полюбил. Когда актриса поднесла к губам чашку, они оба, и Свитер. и актриса, будто что-то вспомнили. Свитер так точно вспомнил! И рука актрисы дрогнула, и кофе пролился на грудь, аккурат напротив сердца. Растёкся тёмным пятном прошлого. И актриса подумала вдруг об одном глупом беспардонном актёре.
Но свитеру было уже всё равно: об актрисе было кому позаботиться, а ему предстояла последняя стирка…